Баба Шура заболела. Не так, как раньше: дед Иван настоечкой ее разотрет, сама отваром травки горло пополощет — и хорошо. Серьезно заболела. Два месяца с постели не вставала. Похудела, морщинистое лицо стало бледным, глаза потускнели, губы не растягивались в лукавой улыбке.
Дед Иван вытирал втайне слезы: не мог представить себе жизни без любимой Сашеньки. Пятьдесят лет вместе. Сколько всего пережили…
Одного сына маленьким похоронили, двоих сыновей да дочку вырастили. Уже вон двенадцать правнуков родилось. Разъехались, правда, дети и внуки по стране. Не захотели в деревне жить. Но навещают, не забывают стариков, звонят каждый день.
Дед Иван подошел к стене, на которой висели фотографии, посмотрел на них и улыбнулся: не зря жизнь прожита, хороших людей оставляют они с женой после себя. Всех сумели воспитать достойно. Потом вздохнул, подошел к жене, присел на табурет рядом с кроватью:
— Шурочка, может чайку с малиной тебе навести? — спросил ласково.
— Не хочется что-то… — Вот что, Ванечка. Помру я скоро. Один ты останешься. Дети далеко, уехать к ним и дом бросить ты не захочешь, ведь каждый гвоздик в нем знаешь, каждую трещинку помнишь. Поэтому надо тебе женщину подыскать. Хорошую, чтоб за тобой смотрела, дом и хозяйство в руках держала. Добрую, чтоб не дуру. Может Надьку Белиху? Она давно без мужа живет, еще корову, коз держит, будет тебя творожком да сметанкой кормить.
Дед Иван хотел было возмутиться, рукой на жену махнуть, а потом хитро улыбнулся и серьезно ответил:
— Нет, Шурочка, не хочу Надьку, уж больно она полная. Еще и я с её сметаны потолстею… Да и недаром она трех мужей схоронила. Может кого другого подыщем?
Баба Шура удивилась. Думала, что муж открещиваться начнет, а он-то, оказывается, и не против.
— Может тогда Анну Никифоровну? — спросила она. — Работала директором школы, культурная, за мужем лежачим семь лет ухаживала, ответственная…
— Шурочка, что ты? Я еще в молодости еле от нее отбился. Она же все ко мне цеплялась. А однажды зимой в клубе прижалась и как начала шептать командирским тоном:
— Холодно мне, согрей меня!
— А я возьми да и ляпни, мол, на костре согреешься. С тех пор ненавидит она меня…
— Что ж ты мне никогда об этом не рассказывал? — А я думала, чегой-то ты школу стороной обходишь… Тогда может быть Лидочка Варюха? Врачом всю жизнь проработала. Если заболеешь — сможет и укол поставить, и…
— Клизму сделать! — подхватил дед. — Помнишь, как я в больничку с бронхитом угодил. Так Лидочка мне клизму чуть ли не каждый день ставила. Я только потом узнал, что в этом необходимости не было! Мстила она мне за то, что я в молодости нашего Борьку на нее напустил. Был у нас козел такой. Запаха спиртного на дух не переносил. В тот день свадьба у Вовки была. Лидка выпила чуток. А потом ко мне прицепилась, женись мол, да женись. Я, чтоб от нее отделаться, домой пошел, так она же за мной! А у нас во дворе Борька привязанный стоял. Я его и отвязал… Он как запах спиртного от Лиды почуял… Ну не виноват я, что Лида так удобно к Борьке задом повернулась! Разбежался козел да прямо в ее мягкое место и впечатался! Она небось специально на врача училась, чтоб мне отомстить!
— Так что, нет, выходит, подходящей женщины? — спросила баба Шура.
— Почему нет? Клава! Здоровая баба. Как губки подкрасит — так прямо красавица! Она ж и замужем не была, может меня всю жизнь ждала. Подумаешь, мужиков меняла как перчатки… Так это от отчаяния, может! Так что лучше Клавы мы не найдем!
Баба Шура как треснет мужа!
— Я те дам Клавку! Я те дам губки! — закричала она.
Замахнулась другой рукой, да дед вовремя отскочил. Тогда бабка с кровати встал и за ним. А дед обнял ее крепко и давай целовать.
— Шурочка, я же пошутил. Знал я, что ты ревнивая, вот и попробовал растормошить тебя! Чтоб ты о любви нашей вспомнила! Никого я, кроме тебя, никогда не любил. И даже подумать боюсь, что могу без тебя остаться, не смогу тогда жить!
— И правда, надоело уж хворать. Ты что-то про чай с малиной говорил…
Через два года дед Иван и баба Шура отпраздновали золотую свадьбу. Все дети и правнуки приехали. Весело и шумно было.
— Горько! -дед Иван нежно поцеловал любимую Шурочку.
— Я тебе Клавку всю жизнь помнить буду! — прошептала она и улыбнулась. — Еще много лет!
_80x60_0f7.jpeg)
