Летом 1941 года мы с мамой и младшим братом были в Ленинграде, когда началась блокада. Остальная семья осталась под Саратовым. Отец и старший брат были на фронте. Наш новый адрес они знали, так что писали по мере возможности.
Жили мы у дальней родственницы Зинаиды Львовны. Задолго до войны бабушка Зина ушла на пенсию, а до этого работала врачом. Но и на пенсии чем могла помогала людям.
Зимним вечером сорок второго я вышла на улицу за снегом, чтобы потом растопить: воды не было. Вдруг слышу — пищит кто-то. Поднимаю голову, а навстречу мне котенок бежит. И дрожит от холода. Я его под мышку и домой.
Пока шла думала, что скажут домашние. Выбросить велят, наверное, лишний рот ведь кормить нечем. А зайдя в дом, увидела всех в слезах. Оказалось, что пришли две похоронки: на моего старшего брата и на его друга по имени Асим.
Котенка в тот вечер никто не прогнал, всем он пришелся по душе. Младший брат назвал его Асимкой. Говорят, что коты могут забирать на себя боль человека. Вот так и Асимка делал: приходил к кому-нибудь из нас, ложился на больное место, мурлыкал — и вскоре все проходило.
Асим и кормильцем нашим был, воробьев ловил. Причем всегда все пойманное домой приносил: покорно ждал, когда добычу разделят и ему долю дадут. А как-то у мамы украли хлебную карточку, есть совсем было нечего. Так этот кот-хитрюга, крысу больше себя размером приволок. Берегли мы его, как бы кто не забрал.
А однажды Асим нас от грабителей спас. Мы с мамой и бабой Зиной за продуктами пошли, а братишка с котом дома остался. И в это время в квартиру двое воров залезло. Когда эти горе-воришки залезли, бросился на них, словно тигр, когтями впился одному в лицо так, что у входа на полу лужица крови осталась. Так и пережили мы эти страшные 872 дня блокады вчетвером: баба Зина, братишка, я и Асим.
После снятия блокады мы уехали в свой город Саратов. Жили мы у бабушки, у ней было хозяйство. Асима все считали полноправным членом семьи. Со временем кот окреп, оброс густой шерстью, но все равно продолжал таскать домой всё, что ловил.
До конца года я работала с мамой на заводе, так Асим нас утром на смену провожал, а вечером у ворот встречал. Вскоре все рабочие здороваться с ним стали.
И вот она, долгожданная Победа. В июле сорок пятого случилось чудо: брат вернулся целый, невредимый. Из Берлина прямиком домой. Радости нашей не было предела. И что удивительно, кот вился возле него, будто сто лет его знал. А когда речь зашла о блокаде и нашем спасителе, брат расплакался и стал рассказывать:
— «Пошли мы в разведку зимой я, мой товарищ Асим и еще двое сослуживцев. И в плен попали. Двое ребят убежать пытались — их расстреляли. А нас с Асимом избили и закрыли в каком-то амбаре. Несколько дней к нам никто не заходил.
За это время я осмотрел стены амбара, пытаясь осмотреть территорию. Заметил, что мы от забора недалеко, а дальше лес. Ночью поднялась тревога, все суетились. Я подумал — это хороший шанс убежать! Выбрался из амбара, взвалил на спину Асима — ему от немца хорошо досталось — и стал передвигаться в сторону леса. Нас увидел караульный и стал стрелять.
Добежал до леса и решил сделать привал. Товарищ мой в это время хрипел и я знал, что он жив. А на привале обнаружил, что Асим серьезно ранен. Он крепко обнял меня и тихо сказал: „У меня война всех забрала. Ты мне стал братом родным… Твоя семья — моя семья. Я их в обиду не дам, так и знай… А ты обещай, что в Берлин придешь и сволочуге этой гитлеровской за всех нас по роже надаешь. А сейчас иди…“
Я тащил Асима еще долго, на середине пути перестал слышать хрипы. Придя к своим в лагерь, я похоронил товарища. И обещание свое сдержал. Пошел до Берлина, оставив на стене надпись: „Пашка и Асим“. Вижу, и он свой долг выполнил…» — брат замолчал и погладил черного кота, вьющегося у его ног.
