— Валера, вы с детства мечтали петь?
— Петь стал я случайно. В каждой школе существовал хор. Учитель пения всех учеников прослушал, выяснилось, что я кричу громче всех. В результате я стал запевалой в хоре. Когда я почувствовал удовольствие от извлечения звука, тогда я запел. Вообще, петь — это единственное в жизни, что я умею делать. До этого много чего в жизни перепробовал.
— После восьмого класса я поступил в Муромский радиотехнический техникум. Там я завалил математику, вымыл пол (в общежитии был заведен порядок — кто заваливает экзамен, тот моет полы) и вернулся домой.
— Затем на кирпичном заводе я катал вагонетку по рельсам к печи. Два года провалялся под машиной в салидоле. Был почтальоном, подсобным рабочим на стройке. Помню на стройке, когда все расходились по домам, я шел в свежеотштукатуренное помещение и упражнялся там во весь голос. Тут я понял, что пение для меня — единственная возможная форма для существования.
— Когда скончалась сестра Майя, некоторые СМИ сообщили, что она и была вашей настоящей матерью. Вы не смогли бы это прокомментировать?
— Я наслышан об этой истории, она из разряда тех, что я не очень верю во всю эту чушь. Потому что документов, подтверждающих ее, просто не существует. Единственной мамой была моя Екатерина Ивановна, которую я проводил в последний путь в возрасте 90 лет. Что касается сестры — она не давала даже повода думать о том, что она моя биологическая мама.
— А как складывались отношения с отцом?
— Мы прожили вместе до его кончины, а умер он в 1979 году, за день до того, как я получил в Ялте Гран-при.
— Как вы познакомились с вашей женой?
— Мы приехали в Сыктывкар со всеми своими пожитками, среди которых был розовый пластмассовый тазик. Ну совершенно необходимая вещь, когда живешь в дешевом четырехместном номере неизвестно с кем и надо постоянно поддерживать чистоту и как-то стирать. В общем розовый тазик был неотъемлемой частью моего бытия. И я был с ним неразлучен. Даже не сдавал его в багаж. Спускаюсь по трапу самолета, сжимая тазик в руке, а на меня во все глаза смотрит группа музыкантов во главе с Люсей (моей будущей женой).
— Когда Люся обрела дар речи, она спросила у новичков: «А что это за урод с корытом?» Потом мы решились с ней сойтись и расписаться. Церемония была необычной:
— Это было в Майами. Люся очень рано встает, а я дрыхну, пока глаза не вылезут. Тут будит меня Люся в каком-то комбинезоне, вся вымазанная землей:
— Ты жениться на мне будешь? — спрашивает.
— Буду, сказал я, не открывая глаз.
— Так поехали, в 9 часов Загс открывается.
— Подожди, а как одеваться?
— Какая разница? Здесь демократия, в чем приехал в том и женишься.
— Ты хоть руки вымой, — сказал я ей. Я пиджак все-таки надену.
Приехали в муниципалитет. Женщина, которая регистрировала брак, увидела, что по английски я не говорю. У нее закралось подозрение, что бомжиха затащила сюда богатого иностранца. У нас даже колец не было. На мне было какое-то кольцо. Тогда работник Загса сказал: «Тогда пусть жених наденет его вам, а потом вы снимете и наденете ему».
— Поклонники вам не докучают?
— Есть люди глубоко интеллигентные, культурные, воспитанные. Их заботами сформирована моя библиотека и видеотека. Но есть и другие поклонники: Это было в 1981 году. Мы сидим в номере Родович и разговариваем. Приходят люди спецслужбы. На том этаже в туалете девушка выпила огромное количество пузырьков с йодом и оставила записку: «В моей смерти прошу винить Валерия Леонтьева». Хотя с ней я не был знаком и никогда не общался.
— Правда, что на вас оказало огромное влияние чтение.
— Да! Мне много дало чтение, на которое я серьезно подсел в 12−13 лет. Моими любимыми стали герои Жюля Верна и Александра Беляева. Затем я полюбил книги братьев Стругацких. В их сюжетах действовали реальные люди с высокой моралью и потрясающим духовным миром. Сейчас читаю Пруста и Маркеса.
— Вы в прекрасной физической форме. Может у вас есть какая-то особая диета?
— У меня нет никакой диеты. Я ем все подряд. Люблю тайскую кухню. Это мои песни держат меня в хорошей форме.
Интервью Азара Мехтиева.
_80x60_0f7.jpeg)
