В ней не было ничего особенного. Обыкновенная. Если что-то цепляло в ней, так это глаза. Какого-то непонятного сливового цвета. Сразу никакой красоты не заметишь, надо специально остановиться, вглядеться.
Ее забросили к нам по распределению, на ветеринара выучилась, и поселили в странный дом — старую школу. Ни двора рядом, никакой сараюшки рядом, только маячат поленницы дров.
И вот живет у нас эта приезжая девица, и год живет, и десятый. Ни с кем особо не сходится, работу свою выполняет ладно. Вот уж ей за тридцать перевалило, а все не замужем. Старухи шептали, мол не баба она, не мужик, размужичье значит. Вон как ловко на лошади скачет, только пыль столбом.
В соседней ветеринарской квартире на втором этаже поселилась семья приезжих. Сначала думали, что мать с сыном, уж больно баба-то смешна. Широкозадая какая-то, развалистая, как квашня. А он — другое дело, блондинистый, а глаза… как у артиста кино… Зеленые с поволокой. Шептались мы да пытали председателя. Кем же такая красота в колхозе работать собирается?
— Не знаю, я искал человека на должность экономиста, он прибыл довеском…
Бабенка повезла свой воз — дом, работа, опять дом. По весне грядки раскопала, встала раком, как все мы. Про мужичка, бывало спросим, а он разулыбается вся! Не говорит, а поет:
— Не тревожьте его, он человек творческой профессии. Стихи пишет, даже печатается иногда!
Только однажды Терентьевна навела всех на сомнение. Мол, видела, как ветеринарка с этим поэтом курят за сенным стогом. Сами красные, будто только что КАМАЗ с кирпичами разгрузили. Мол, надо бы предупредить экономистку, то баба живет в счастливом неведении. А кто пойдет? Она же не поверит. Но Терентьевна выбрала момент, когда ветеринарка раньше времени домой вернулась, и позвонила по телефону:
— Иди милая, скорее, Людкины курицы всю морковь у тебя вырыли!
Та сдуру-то и прибежала. Сунулась домой, поэта дома нет. Она к ветеринарке… А они, наглые, даже дверь не заперли. Она не скандалила, только схватила веревочку и побежала в лес. Хорошо, там бабку Олену встретила. Перехватила Олена бабенку, успокоила, выслушала рассказ о том, как эти двое занимались любовью прямо на марселевом покрывале. Привела Олена ее домой, а этих двоих уже след простыл. Манатки похватали, да в город. Ветеринарка потом приезжала увольняться, а его так и не видели больше ни разу. Гелю-то мы конечно обогрели, советовали:
— А ты роди, Гелька, для себя роди, пока еще не старая…
Так она и не родила, все по поэту страдала, уж очень больно он ее уколол. И с годами вылилась эта боль в удивительную странность — она никак не могла ужиться с соседями. На работе добрая, покладистая, а придет домой — другим человеком становится.
Однажды поселилась там семейная пара. Он учитель, а она медичка, ребенка ждали. Как раз встречали двухтысячный год. Соседка по причине беременности в клуб идти не захотела, накрыла стол пригласила подруг да коллег. Бежала мимо и к Геле заглянула:
— Ангелина, приходи к нам Новый год праздновать!
— А что принести?
— Ничего не надо, только хорошее настроение.
И вот Геля пришла до боя курантов. Ее дружно поприветствовали, но тут случилось непредвиденное:
— Смеетесь? Эта специально оставила свое поганое покрывалао чтоб душу мне рвать! И вы туда же?
Она бросилась на хозяйку, повалила на диван, вцепилась в волосы…
Ее еле вытолкали за дверь и вызвали участкового. Молодые не могли понять, почему это старое покрывало вызвало в Геле вспышку ярости. Для Гели оно было, как красная тряпка для быка.
Участковый на всякий случай выписал Геле штраф, а соседи перебрались в другой дом.
Прошло время, и колхоза не стало, а Геля вышла на заслуженный отдых. Новые хозяева земель, москвичи, начали распродавать квартиры. И вот в соседях у Гели появилась полноправная хозяйка Наталья, которая квартиру купила. Поперву Геля по привычке начала расправлять крылья, клевать Наталью: то внук бегает по лестнице, то собака лает по ночам и мешает спать. Геля понеслась в местную администрацию с требованием провести собрание жильцов дома.
— Сколько вас? — устало спросила сотрудница.
— Шесть человек…
— Неужели вы, между собой не можете договориться. — Ладно, пишите объявление, завтра после обеда приду, разберемся…
Геля повесила объявление и уже хотела шагнуть в квартиру, да носом учуяла дымок и припустила туда. Она увидела вынесенную Натальей кучу хлама. Поверх хлама Геля увидела марселевое покрывало — ее многолетнюю боль. Она сорвала объявление о собрании и глубоко вздохнула, будто поставила жирную точку на своей душевной боли.
