Мне было семь, когда тридцать первого декабря меня увезли в больницу с несбиваемой температурой. Помню, как через окно машины скорой я разглядывала небо в ярких вспышках салюта и вдруг поняла: «Вот и выросла». Дети будут распаковывать подарки, есть ароматные мандарины… А я? Я буду ждать доктора и лежать в неуютной больничной палате…
Мне пришло в голову, что Новый год испорчен не только у меня, но и у моих родителей. Они как на иголках ждали утра, чтобы ворваться в приемную, чтобы расспрашивать, уговаривать и благодарить дежурного врача, который поставил мне правильный диагноз «гнойная ангина» и назначил лечение. Я не знала, что все приготовленные мамой салаты испортились: у взрослых исчез аппетит. А сама мама не успела нарядиться в свое длинное шелковое платье, которое сшила к празднику.
В машине скорой помощи я жалела только себя. Слезы лились из моих глаз, но никто не обращал на меня внимания. Мне было обидно, что в свои семь лет я больше не верю в чудо.
За неделю, проведенную в больнице, я окончательно свыклась с мыслью, что в моей жизни стало на один праздник меньше. В палате ничто не напоминало о Новом годе. Вид из палаты открывался на какое-то серое здание, в окнах которого ни разу не зажегся свет. А больничная еда была так далека от домашней, что я чувствовала себя узницей тюрьмы. Только и оставалось, что играть и фантазировать. Я представляла, что доктор — злой колдун, который притворяется добрым. А медсестра — хитрая ведьма. Что еда отравлена, но если произнести заклинание, сможешь выжить. Когда не было процедур, я эти заклинания выдумывала… И как-то одно сработало: меня выписали.
Папа вез меня домой в такси через город, который больше не выглядел праздничным. Снег растаял. Снова были пробки. Выходные закончились, и люди спешили, смотрели себе под ноги, еле умещались в переполненных автобусах.
В нашей квартире праздник будто держался из последних сил. Елка осыпалась. Нарисованный гуашью снеговик на зеркале размазался. Мама долго обнимала меня. Потом в дверь позвонили.
— Открывай, — скомандовал папа и пропустил меня вперед.
Я открыла дверь и услышала:
— Деда Мороза не ждали? Простите, что опоздал!
И он вошел с бородой, в шубе. Наследил в прихожей. Чуть не потерял варежку. Подарил мне аж тридцать марок и настоящий мольберт. А еще верю в чудо. И детство, которое я считала ушедшим, не зная: оно кончено, уйдет, но гораздо позже. А потом, кстати, вернется. Когда моей дочери исполнится три года и Дед Мороз придет уже к ней…
