После ординатуры я работал врачом в районной поликлинике. То еще веселье. За день так набегаешься, придешь домой — телевизор включить сил нет. И была у меня тетушка двоюродная, жила неподалеку, я к ней часто захаживал. А у ней был сосед по коммуналке — Петр Маркович. Человек замкнутый, молчаливый, но с теткой у них были хорошие отношения. Вот она мне про него и рассказала.
— «Судьба у Марковича неуклюже сложилась. Родители у него были дворянского происхождения, и вырос он в просторном уютном доме с огромным садом. До войны каждое лето ездил в Крым отдыхать, семья была обеспеченная. Мать у него умерла, когда ему было лет десять. Отец, чуть погодя, завел вторую семью. Но Марковича это особо не касалось, он с удовольствием учился в школе, в техникуме. Преподавателем у них был бывший голландский подданный Якоб Струве, и курс он читал на трех языках- русском, английском и немецком.
Перед самой войной отцу Марковича напомнили, что в Гражданскую он был вольноопределяющимся в белой армии. И тому пришлось идти добровольцем в первые же дни. Погиб он зимой сорок четвертого.
А самого Марковича призвали в сорок третьем, как восемнадцать исполнилось. Весной сорок четвертого был тяжело ранен. Демобилизовавшись, Маркович понял, что возвращаться ему некуда: отец погиб, дом давно национализировали. Приютила его родственница…
Когда Маркович разыскал своего учителя Якоба Ивановича, оба несказанно обрадовались. Надо было ускоренно пройти последний курс техникума. Осенью сорок седьмого диплом техника-механика был получен.
— Из вас получится дельный инженер, я хочу оказать вам поддержку, — сказал Якоб.
В Ленинградский военно-механический институт Маркович поступил в сентябре, без документов, без экзаменов, с короткой запиской: „Иван Иваныч, прими“. На самый престижный факультет „ракетостроение“.
Учиться было непросто, но Маркович был лучшим. Родственница его переехала, комната на Фонтанке досталась ему.
В пятьдесят третьем Маркович получил диплом инженера. Его распределили в наиболее перспективное место. Сергей Королев руководил не только полетами в космос, он оформил конструкторское бюро, которое занималось военными вопросами.
Вот тут Марковичу не повезло. Каждого кандидата проверяли вдоль и поперек. Маркович проработал в этом бюро более тридцати лет. Он-то мечтал оружие разрабатывать ракетное, а продолжал заниматься бытовухой.
Что делает человек в такой ситуации? Правильно, пьет. Выйдя на пенсию в восемьдесят пятом, он сменил работу. Я тетушку свою заходил проведать — и ему всегда говорил:
— Петр Маркович, давайте я вас посмотрю, давление померяем.
— Спасибо, Алексей, не надо. Я себя отлично чувствую.
Он пил у себя в комнате и просто отключался там.
…К сожалению, если уж начал пить, удержаться на одном уровне не получится. В девяностые войти в его комнату войти было уже проблемой: он перестал убираться, менять постельное белье. Курил очень много, ну и тараканов развел…
Маркович ослаб, плохо двигался. Работать уже не мог, но пенсия была большая — хватало на еду и выпивку. Он резко постарел, весь высох — половина от него осталась. Печальная картина…
А утром позвонила тетушка:
— Леша, приезжай, Маркович с утра не выходит, мне страшно…
Ну так и есть: на диване лежал остывший Маркович. Но… комната преобразилась! Исчез вонючий воздух, лучи солнца и запах земляники! Маркович выглядел — гордо, спокойно, как римский сенатор. Наваждение.
— Как праведник ушел, как праведник, — крестилась тетя.
Из комнаты разом исчезли все тараканы. Как и не было…
Я ехал домой на электричке и всю дорогу думал об одном: главное — прожить жизнь, не совершив зла…»
