Ночной сторож магазина Клавдии Бирюковой, Илья услышал над поселком первые крики улетающих гусей… А в заброшенном доме на отшибе с ночи горел свет… Ничего в общем-то необычного — тайга есть тайга. Сегодня летний зной, а завтра зима. Илью Изверина растревожил свет в окнах давно заброшенного дома. За год ночного бдения такое видел впервые. И ведь ни разу в этом почерневшем, бревенчатом срубе не загорался свет. Причем, то загорится, то на какой-то миг гаснет. Здесь одно из двух: либо прибились на зимовку бичи, либо что-то с прогнившей проводкой происходит… Илье очень хотелось сходить туда и разобраться в этом деле. Но для этого надо оставить свой «пост». А этим бичам только этого и надо — он уйдет, а они — тут как тут, у них же отмычки от всех замков и запоров!
Илья поежился — не из-за страха, а от неизвестности.
Первый раз он поежился, когда кладовщица Фая, на вопрос: «Как тут жизнь?», ответила буднично, без эмоций, вяло:
— Ничего, жизнь. Вчера вон на площадке средь бела дня, медведь-шатун задрал теленка.
— А люди, как же?
— А что, люди! Одна корова и кинулась на телячий крик, а люди…
Вот тогда Илья поежился. А во второй раз — когда бойкая Клавдия, хозяйка магазина предложила ему идти к ней ночным сторожем.
— Не пожалеешь, — улыбаясь, сказала она. Это тебе не сучья рубить за копейки. Кроме зарплаты буду поить-кормить бесплатно. И жить будешь в тепле, без клопов…
Жить будешь со мной.
— Это как?
— Как с бабой! Без выходных! Пока не надоест. А надоест — уйдешь. Как захочешь… Ты же потом уедешь назад, ага?
— Уеду.
…Больше ни разу он в своей таежной жизни не ежился. Клавдия не позволяла… работал, так сказать, в две смены.
У нее в магазине работали две продавщицы, которые один раз в неделю на вездеходе ездили за товаром в райцентр, поэтому вольная Клавдия припеваючи жила с Ильей в своем доме. А вторую половину, когда Илья спал, проводила на службе.
Клавдия очень изменилась: раньше о ней говорили — «конь-баба», ходила в брюках, заправленных в мужские сапоги. Колючая, резкая, материлась. Теперь стала тонкой, гибкой, в модных туфлях на каблуке и до неузнаваемости симпатичной. Потому что часто стояла у зеркала…
Вдруг Клавдия с утра стала пропадать. А Илья полгода никуда не ходил. Ночное дежурство у магазина да дневной сон. Да еще осенью стал колоть березовые дрова — разогнать застоявшуюся кровь.
…Однажды он услышал разговор двух продавщиц:
— Правда, что ли? — спросила одна. А что же тогда с Ильей живет?
— Не знаю, может просто угол сдает. Ага, щас! А что же расцвела тогда?
— Так ради Петра Головатого и расцвела! Слышала, что с Петром затеяли? Расширяется Клавка, метит в капиталисты. А Илья — батрак.
С того дня у Ильи защемило сердце. От грусти — непонятной и неразгаданной. Вспомнились ее прежние ласки. Счастье на похорошевшем лице Клавы. И безмолвные, благодарные улыбки в постели.
Теперь Головатый — начальник участка. Одинокий вдовец.
Уходя в эту ночь на дежурство, Илья оставил записку на столе: «Пора уезжать, сегодня дежурю последнюю ночь. Найди нового сторожа».
Надеялся, что прочитав, она дождется его. Очередную месячную зарплату увидел на тумбочке, в конверте.
…Свет в заброшенном доме снова мигнул.
— Будет пожар! — решил Илья и заторопился к предполагаемому очагу, который если начнется — уничтожит соседние дома, а там переметнется в тайгу…
На половине пути метнулась тень.
— Думала не дождусь, — сказала тень Клавдиным голосом.
— Ты что ли мигала?
— Я!
— Зачем, там же гнилые провода!
— Теперь нет. Головатый, его рабочие работали. Там будет наш новый магазин! Илюша, пожалуйста не уезжай! А то мне с малышом и со всем этим хозяйством не справиться!
— С Петром Головатым нашла малыша, — хмыкнул Илья.
— Нет! Блеснула глазами Клавдия. С нашим с тобой малышом!
_80x60_0f7.jpeg)
