У Сухомлинского есть рассказ о муже, который ушел из семьи. Это в наши времена уйти из семьи легко. Каждый сам за себя отвечает. И женщине одной можно прожить — с работой, алиментами. Можно прожить, хотя тяжело остаться с детьми без мужа. А раньше ведь у всех было хозяйство, которое женщине вести в одиночку очень трудно, почти невозможно. Было много физической работы, с которой без мужчины не справиться. И алиментов никаких не было, пособий тоже. Приходилось не жить, а выживать. Уход мужчины из семьи был настоящим предательством, потому что семью в таком случае предавали на волю судьбы и лишали ресурса.
И вот один мужчина ушел из семьи — прельстился новой любовью. А жену с ребятишками бросил. Они выживали как могли. И выжили. Хотя есть иногда было нечего. Жили в нищете, в тяжком труде, но спаслись. Мать смогла прокормить детей. А ведь раньше еще принято было унижать тех, кого бросили, кто рос без отца. «Безотцовщина» — было оскорбительное слово. Безотцовщина — когда нет у ребенка отца. И неважно, ушел он, умер или изначально от ребенка отказался.
Ну вот, женщина смогла спасти детей. И потом встретила хорошего человека — они поженились и стали вместе жить. А потом дети выросли. И тоже создали семьи. Народились еще дети-внуки — стало в доме тесновато, но хорошо. Сытно, тепло, но весело. Построили новый большой дом, чтобы вместе жить, настрадались и не хотели разлучаться. и сад вишневый вырос возле дома, цветы зацвели, все стало хорошо.
И к этому дому как-то пришел седой и слабый старик. Нищий. Одинокий и больной, никому не нужный. Он стоял и смотрел на то, как играют дети. Слушал звонкие голоса. Любовался цветущими вишнями, ладным просторным домом. А зайти не смел…
Это был ушедший муж. Он состарился. И идти ему стало некуда, никому он стал не нужен…
И его впустили в дом: все же родные дети его и внуки там живут. И дали комнатку отдельную. И кормили, а как же. Пенсий тогда и в помине не было. дети проявили благородство и пожалели старика.
И по-прежнему в доме раздавались звонкие детские голоса, слышались песни и смех. А взрослые работали. По вечерам разговаривали, песни пели, с детьми играли. Строили, улучшали, сажали деревья, доили коров, собирали урожай. Шумная крестьянская жизнь, жизнь счастливой обеспеченной семьи.
А седой старик сидел в комнатке и горько плакал. Нет, его звали иногда, конечно. И не обделяли ничем и уважение к нему проявляли, называли по имени-отчеству, на вы…
Просто он был отрезанный ломоть. Чужой. Сытый, одетый, уважаемый чужой. Потому что прирасти обратно невозможно. И петь вместе со всеми не получится. Только соло… И плакать придется соло…
Это простой рассказ из жизни о человеке, который бросил своих погибать. «Ушел» и «обрек на гибель» тогда было одно и то же.
Сейчас, конечно, времена другие. Но история поучительная, хоть и старинная. Когда не просто уходишь, а бросаешь, потом обратно не прирасти, даже если впустят в дом, и каши дадут, и булку — все равно ты останешься чужим. Потому что сам так решил когда-то. И ушел. не оглядывался…
