Да знала она, прекрасно знала, что такие детские браки долго не живут. И мать говорила, и в журналах читала, но тогда это не имело значения. Гриша шептал ей:
— Мы поженимся, будем засыпать вместе и просыпаться. Голые, абсолютно — представляешь? И никто не посмеет нам ничего сказать.
Она действительно хотела засыпать рядом с Гришей и просыпаться, и чтобы он целовал ее, и чтобы джинсы не мешали его ладоням. Восемнадцать сначала исполнилось Грише Распекаеву, а через два месяца Тоне. И они прямо в день ее рождения отправились в загс. Тетка в строгом костюме усмехнулась:
— Что, невтерпеж?
— Не ваше дело, — аж побледнел от возмущения Гриша.
— Это как посмотреть — разводиться-то ко мне придете…
Накаркала, зараза! Сейчас Тоне так и казалось, что накаркала, а тогда не обратила внимания. Через месяц расписались, получили отдельную комнату в институтском общежитии и стали спать вместе на законных основаниях.
Засыпали, просыпались — это понятно. Но вот как от этой своей брачной близости получить настоящее удовольствие, знали плохо. Оба отличники, медалисты, все больше с книгами обнимались. Старались, конечно, литературу специальную читали. Иногда что-то получалось, даже похоже на оргазм, как им обоим казалось, но того самого неземного блаженства, о котором оба много слышали, испытать не удавалось. Тоня винила Григория, хотя в чем именно, объяснить не могла. А он ее — вот если бы она расслабилась по-настоящему, отпустила тормоза, все бы у них и случилось. А то лежит на краю дивана и дрожит.
Тоня и вправду дрожала. Иногда ей хотелось слиться с Гришиным телом, раствориться в нем и его поглотить полностью, всего-всего, что такой силы своего желания действительно пугалась. От этого зажималась еще больше, простынку натягивала. Она боялась, что закричит от нахлынувших чувств, а за перегородкой сокурсники — утром пройдутся по ней без всякой пощады. Забеременеть боялась — А учиться еще три года. Боялась, что Гриша осудит ее за распущенность…
А потом тот вечер… Тоня поехала к матери и собиралась заночевать у нее, но передумал. Открыв дверь в их Гришей комнату, а на диване — на ее подушке — лежит какая-то взрослая женщина. И Гриша скачет на ней ловким всадником.
Сначала Тоня не поняла, что происходит, а когда поняла, помертвела вся и закрыла дверь. Зашла на кухню, где девчонки жарили картошку. Рассказывать ничего не хотелось, хотя подруги требовали, а вскоре на кухню вышел сам Гриша — довольный, глаза блестят.
— Ты? — удивился. — А чего не у матери?
И только по Тониному мертвому лицу понял, что она все видела. Затащил в комнату и стал втолковывать ей свою правду:
— Это была проститутка. Я ЖЕ ДОЛЖЕН ГДЕ-ТО НАУЧИТЬСЯ ЭТОМУ САМОМУ СЕКСУ, ЧТОБЫ ПОТОМ ТЕБЯ НАУЧИТЬ. Ну не могу я у наших мужиков мастер-классы брать, засмеют же.
Тоня не знала, что ответить — молча смотрела в пол. Гриша не отпускал, но она вырвалась и уехала к матери. А утром подала на развод.
Все четыре года Тоня ни с кем никаких отношений не допускала. Как вспомнит Гришину джигитовку на чужой тетке, так сразу тошнота наступает. А тело при этом загорается, волнуется — она же тогда первый раз живьем видела, как сесксом занимаются. И что с этим неспокойным телом делать, Тоня не знала. От всех тараканов, которые в ее голове расплодились в огромное стадо. Как-то искала нужную для работы информацию и набрела на сайт знакомств: «Мечтаю познакомиться с женщиной, пережившей неудачный брак, и потерявшей веру в себя. Помогу обязательно, вдвоем не так страшно жить». И подпись «Алекс». Ответила, представившись «Юстасом» — как в старом кино про Штирлица. «Алекс» ей написал, попросил рассказать, что тревожит. Тоня — ему, он — ей. Письма писал умные, тонкие, такие добрые слова находил. Потом, когда привыкли друг к другу, доверились, стали об интимном разговаривать. И тоже все деликатно, умно. Вскоре Тоня поняла, что без писем Алекса и дня обойтись не может. Ей уже казалось, что она слышит его голос, и знает его запах. Договорились, что Алекс к ней приедет. Он рассказал как выглядит и Тоня поехала на вокзал.
Она узнала его сразу: высокий, серая куртка, синяя сумка. Красивый! Выскочил из вагона и сгреб ее в охапку.
— Ну что — к тебе? Ты уж постельку постелила? Я шампанское прихватил.
Тоня от такого напора растерялась, как когда-то с Гришей.
— Так сразу — в постель?
Алекс обхватил ее за плечи и тянул к метро. Она шла за ним, хотя совсем не хотела никуда идти с этим человеком. И голос не тот, и запах. А главное, тот — виртуальный — Алекс не мог сразу тащить ее в постель.
— Алекс — это Александр? — поинтересовалась она. А ты какой-то не такой. Ты или не ты мне писал?
— А если не я, то что — покупать обратный билет? — Алекс засмеялся — сама мысль, что ему могут отказать, казалась смешной. — Заочница ты моя!
— Так кто письма писал? — не унималась Тоня.
— Кто-кто… Грегори Пек писал — вот кто, — начал злиться Алекс.
— Артист такой был в Голливуде — ты его прах потревожил?
— Скажешь тоже… Гришка Распекаев — сокращенно Грегори Пек. Он к нам в город три года назад приехал. Хороший парень, но с придурью. Все про свою бывшую жену рассказывал. Как по глупости потерял ее, а теперь ищет и не может найти. Чудной, будто баб мало вокруг.
Тоня остановилась как вкопанная и тихо спросила:
— А ты-то зачем вместо него поехал?
Да по приколу, скучно стало, вот и поехал, — Алекс ухмыльнулся и поставил на асфальт сумку. — Не нравлюсь?
— Как тебе сказать, чтобы не обидеть, А этот… Грегори Пек один живет?
— Я же говорю -жену мечтает бывшую найти. Говорит, другой такой нет. А какой такой — не пойму.
— И не поймешь. Тебе это ни к чему.
