Глядя на родителей, которые для детей часто являются образцом для подражания, я очень боялась, что закончу также, как они — регулярно прикладываясь к бутылке. Мамы нет уже несколько лет, а с отцом я не общаюсь, хотя знаю, что он жив.
Мое детство — это непрекращающиеся ссоры. Причем мама всегда молча сносила папины упреки. Это было похоже на то, что я читала о крестьянских семьях: у мужа непререкаемый авторитет, а жена ему слова поперек сказать не может, должна детей воспитывать, готовить-стирать-убирать-ублажать и молчать в тряпочку. При этом я не могу сказать, что мы сильно бедствовали. Наш дом не был похож на притон бомжей. Всегда чисто, пустого холодильника я ни разу не видела. И тем не менее родители бывали трезвыми нечасто. Мне присылали одежду из Испании, куда с семьей уехала моя крестная.
Когда мне было 12 лет, я впервые вступилась за маму. Чуть тогда не схлопотала от отца. Но он, занеся руку, остановился. Отец меня никогда не трогал, только маму. Повзрослев, я начинала задумываться о таком поведении взрослых. Папа цеплялся по мелочам, каждый раз раздувая из мухи слона.
У моих родителей была общая подруга, Надя. Она была свидетельницей на их свадьбе (она папина дальняя родственница). Тетя Надя была вхожа в наш дом, но приезжала редко. Ее приезд всегда был поводом большой гулянки. И если в обычное время родители не позволяли напиваться в хлам, то с приездом тети Нади все менялось. Неприязнь у нас была взаимная. Я с ней общалась подчеркнуто сухо, она отвечала натянутой улыбкой и часто позволяла себе относиться ко мне в стиле «подай-принеси».
Как-то я нагрубила тете Наде. Она, как обычно, потребовала ее обслужить, а я как раз собиралась куда-то и ответила, что она вполне сама может это сделать. Ее ответный гневный монолог я пропустила мимо ушей. Я научилась отключаться от неприятных ситуаций. На самых высоких тонах тетя Надя выкрикнула:
— Зря тогда твой отец поверил, когда врачи наплели ему о том, что у родителей со второй группой может родиться ребенок с четвертой. От кого твоя мать прижила — не знаю и знать не хочу!
Я не придала значения этим словам. Потом стало не до разбирательств. Мама заболела. Я вернулась из института и нашла маму лежащей на полу, у нее были синие губы. Я вызвала скорую. Один из врачей заметил пустой пузырек от таблеток. Две таблетки валялись на полу. Потом выяснилось, что она действительно приняла таблетки. Маме промыли желудок, понаблюдали и отпустили домой.
Как-то ночью я пошла в туалет. Услышала возню в комнате родителей. Там был скрип — так скрипела боковая створка окна. Дверь в родительскую комнату была приоткрыта, я увидела, как отец оттаскивает маму от открытого окна… После той ночи я заметила, что все наши окна заклеены скотчем в 3−4 слоя. Папа взял отпуск. Уходил, только когда я была дома и требовал, чтобы я посматривала за мамой. Я спросила: в чем дело? Папа ответил: «Если она выпьет — умереть может, у нее проблемы с печенью».
Но однажды я уснула: почти не спала две ночи до этого — тяжелый экзамен и вот вырубилась, отстрелявшись. Проснулась, сразу поняла, что что-то не так. Дома мамы не было. Я обошла наш район, обратила внимание на то, что у дороги толпится народ. Все это видели. Мама вышла на проезжую часть. Никто ее в спину не толкал. Погибла на месте. Это было самое шокирующее событие в моей жизни. Соседи не дали мне ее увидеть. Потом ездил на опознание мой отец…
Я винила себя, что не уследила. Потом я попыталась переложить вину на отца, который постоянно третировал ее. При первой же возможности я съехала.
Эта ситуация постоянно сидела в голове. Каждый раз, заводя отношения, я понимала, как это может обернуться. Я не притрагивалась к алкоголю, боясь, что меня затянет.
Женский алкоголизм — вещь страшная. У меня в жизни не было мужчин, с которыми мне хотелось бы разделить свой жизненный путь.
Но Сережа заставил меня взглянуть на ситуацию иначе. Он долго ухаживал за мной, был первым, кто доказал мне, что я для него очень важна. И когда призналась, что люблю его, сказал:
— Если у тебя какие-то проблемы, то мы все преодолеем! Вместе проще, чем в одиночку.
Хотя Сережа говорил, что я сильная, а с ним стану еще сильней — этого было мало. Потом позвонила моя крестная и с ней я поделилась тем, что камнем лежало на сердце. Она сказала, что понимает мое беспокойство, но я должна понимать, что алкоголизм — это наследственное, а моя мать алкоголичкой не была. Тяги к спиртному у нее не было. И если бы не постоянный стресс, который она заливала, у меня была бы адекватная непьющая мать.
В том, что я дочь своей матери, у меня сомнений нет. Я внешне похожа на нее. А вот на отца я не похожа совсем. Задать прямой вопрос крестной я не смогла. Я догадываюсь, что мама, если я дочь другого человека, вряд ли хотела, чтобы у меня появились комплексы. Я не могу ее осуждать. Сейчас я думаю над тем, чтобы все-таки узнать правду. Для этого мне нужно поговорить с отцом. Но я боюсь сделать этот шаг. Боюсь того, что вдруг он окажется моим отцом. Потому что с отцовской стороны проблема с алкоголизмом есть однозначно.
Его отец — военный летчик, офицер, представленный к наградам. Семья была состоятельная, поэтому мой отец и его братья получили отличное образование и потом были пристроены очень хорошо… Дед после выхода на пенсию сильно сдал. Я мало помню его. А что помню — его пьяные рассказы, которыми заканчивался любой праздник.
С братьями отца тоже все непросто. Старший на почве проблем с алкоголем был несколько раз понижен в должности. Младший брат скончался. Захлебнулся в ванной.
Меня радует одно: Сережа сказал, что поддержит меня в любом случае. За 5 лет отношений я научилась ему верить и знаю, что он разделит со мной любую судьбу. Но так хочется избавиться от этих страхов и просто быть счастливой!