Я была очень маленькой девочкой, когда поняла: с моей мамой что-то не так.
— Света, вставай! Надо одеть Катю и выскочить на улицу, землетрясение началось!
Я кинулась одевать младшую сестренку. Мама хаотично бегала по квартире, сбрасывая в сумку все подряд. Я выскочила вслед за мамой на улицу…
Вокруг не было ни души, во всем многоквартирном доме светилось только одно окно — наше.
— Сейчас, сейчас будет трясти, — повторяла мама бегая с горящими, безумными глазами.
И тут я поняла, что мама не видит и не слышит меня… Она находилась в другом мире
— там сейчас происходило землетрясение… И тогда мне стало ясно, что с мамой что-то не так…
Впервые ее забрали в больницу, когда мне было пятнадцать лет. К тому времени я знала, что страшный недуг называется шизофренией.
Правда, бабушка предпочитала называть это «дурной кровью».
— Ваш дед тоже был с «дурной кровью». Теперь остается молиться, чтобы в вас эта кровь не заиграла, бедные вы мои…
Самое страшное началось после того, как мама вернулась домой после первой своей госпитализации. Не знаю, что там с ней делали и какими лекарствами ее пичкали, но если раньше ее приступы были нечастыми и безобидными, то после «дурдома» болезнь
ее приняла совершенно другой оборот.
Когда мама была на родительском собрании, к нам прибежал соседский мальчик:
— Бегите, зовите свою бабушку, там ваша мама училку бьет, уже милицию вызвали…
Мы прибежали в школу, у ворот стояла милицейская машина.
— Она вдруг накинулась на меня, как зверь, — всхлипывая говорила Анна Андреевна и поправляла трясущимися руками разорванное платье.
В тот вечер маму забрали в дурдом. А нас с сестренкой дразнили «сумасшедшей семейкой».
… Телефон продолжал настойчиво вибрировать на тумбочке.
— У мамы снова приступ, мне страшно с ней одной. По-настоящему страшно!
— Я сейчас приеду, Катюш, и стараясь не разбудить мужа, начала одеваться.
Муж у меня хороший, порядочный. Любит меня. С ним я чувствовала себя так, будто после долгого изматывающего путешествия вернулась в свой настоящий дом.
Я не могла принести свою жизнь в жертву маминой болезни, которая и так лишила меня детства.
— Она начала кричать, что нас затапливают соседи и стучать шваброй им в потолок.
Пришлось дать ей снотворное.
— Катя, я вчера сделала тест… В общем я беременна.
— Светка! Как я рада за тебя!
Той ночью, вернувшись домой, долго не могла уснуть: все вспоминала, как я вырасту и покину этот дом, полный отчаяния и страха.
Но вот я стала взрослой, завела семью и все думаю о том, с кем сыграет злую шутку
эта русская рулетка, называемая шизофренией: со мной, с Катей или с тем крохотным
комочком, что растет у меня в животе?
Понимаю: не важно место, в котором я буду, дело вовсе не в нем.
Дом, в котором живет страх, — это моя душа.
