В шестом классе меня подрядили на общественные работы: я занималась русским с Юлькой Тумановой, это означало, что я за Юльку писала сочинения и пыталась вдолбить ей правила, которых не знала сама.
Дважды в неделю я переступала порог тумановской квартиры и дважды в неделю меня встречала бабушка Тома Ивановна. Когда она появлялась в прихожей, мне казалось, навстречу плыл приветливый холм.
Холм брал меня за руку и вел на кухню. У Томы Ивановны было лишь одно занятие: она готовила. Господи, как она готовила! На ее котлетах хотелось жениться. Борщ было стыдно есть: он превосходил тебя. Блинчики с грибами могли довести до депрессии: он понимал, что самое яркое событие в его жизни уже произошло.
Однажды мне довелось увидеть как она печет яблочный пирог. Печет? Нет! Она дирижировала всей кухней, от холодильника до штор, а вокруг закручивался вихрь из ароматов, блеска сахарных кристаллов. Я сидела на табуретке и меня омывало волнами увертюры яблочного пирога!
В семье тумановых презирали еду. Юлька перебивала аппетит чипсами, ее отец мог довольствоваться магазинными пельменями. Мать, садясь за стол не раз повторяла: «Опять на унитаз работаем»!
И вдруг Тома Ивановна ослепла. Свет ей выключили сразу раз и навсегда. Она упорно выходила встречать гостей в прихожую. Ее волшебный дар бесшумности исчез. Видя, как она готовит, я начинала подозревать, что она всех нас дурачит. Она доставала из шкафов банки со специями, отмеряла стаканом муку. Точность и быстрота, с которой она разбивала яйца, резала овощи — точно строчила швейная машина, ошеломляли.
Лишь холодильник вызывал у нее затруднения, но с ним она быстро договорилась о том, что и на какой полке нужно хранить.
В начале мая мы с Юлькой провели последнее занятие: она уезжала куда-то на юг. На прощанье Тома Ивановна вручила мне пакет мягких печений-птичек с глазками из изюма. Я бездумно съела их — только на последнем представила, как незрячая женщина выкладывает в каждой заготовке глаза.
Печенье было такое вкусное, что хотелось петь!
_80x60_0f7.jpeg)
