Крепко мы повздорили с моей женой Люсей. Психанул я тогда крепко и сказал, что ухожу от неё в ночь, а может и навсегда. Признаюсь, что был выпивши, значит соображал плохо. Но руки свои не распускал, не имею такого права и не считаю возможным в отношении женщины.
Вот только Люська моя себе многое позволила. Такими словами меня обзывала, что уши в трубочку сворачивались. Хорошо, что дети не слышали, они у моей матери гостили.
Короче, накинул на себя тулуп и ушёл. В груди обида жарко кипела, но рта на жену не раскрыл. Ничего она не понимает, не любит, не ценит меня… Даже слезы выступили! А дальше я уже ничего не помню.
Вроде к другу, к Ваське зашёл, ещё выпили. Он меня наставлял, как жену прищучить, но я же упирался. Ну, не злой я человек и люблю её.
А потом, наверное, она простила меня. Руками почуял тёплый бок Люси, такой упругий и мягкий. Она у меня женщина в хорошем теле, мне всегда такие нравились. Я руками обхватил её за бочок сладкий, хотел ещё поласкать свою красавицу пониже, чтобы она окончательно простила, но предательский сон сморил меня. С другого бока почему-то меня всю ночь холодило. Все пытался одеяло подтянуть, но не нащупал его, странно.
Очнулся резко от мужского голоса: «Машка, тебя одну оставить нельзя — сразу мужика приведешь!»
И послышался смех. А я лежу ни жив, ни мертв! Какая Машка? У меня же Люся! Я что ей изменил? Да она меня… Размажет! С кем я? Где? А это муж и сейчас меня убивать будет?! Открыл один глаз - и уперся им в пятачок!
Тут я узнал голос скотника Фёдора. Это он разговаривал со свиноматкой Машкой. До сих пор не знаю, как я забрёл на ферму, пролез за ограждение и угнездился у теплого бока хрюши. А ведь если бы не вышло, мог бы и замёрзнуть! Фёдор обещал сплетни не распускать. Вернулся к Люсе, прощение вымолил аж на третий день. А свинью Машку поминаю добрым словом и приношу ей вкусности. Добрая она. И бок у неё теплый!
