Певица Клавдия Ивановна Шульженко была народной любимицей. Во время блокады Ленинграда она дала больше пятисот концертов для бойцов на фронте. Вся страна знала и пела ее фронтовые песни про синий платочек и «Давай закурим, товарищ по одной!»…
Курить вредно. Но на фронте под пулями об этом не думали. Думали, как победить. И победили!
А потом собачка певицы попала под машину. И Шульженко не могла выступить на концерте: песик умирал у нее на руках. Она не смогла. А вы смогли бы петь и задорно улыбаться в то время, когда без вас где-то умирал бы ваш любимый друг. Какой-то журналист написал фельетон про безобразное поведение зарвавшейся певицы. И назвал опус остроумно — «Тузик в обмороке». Газета опубликовала это фельетон.
Шульженко все потеряла. И голос тоже. Год не могла петь. И ради чего и кого? Подумаешь, собака!
Но потом голос у певицы восстановился. И на сцену она вернулась. И пела до старости свои прекрасные песни для людей. Да, она пострадала, но не предала своего друга.
Свои — они важнее аплодисментов и подарков, почетных грамот и личного благополучия. На фронте надо петь под обстрелом для своих. Надо своих воодушевлять на победу. И своих провожать в последний путь. А публика подождет. Нормальные люди поймут и поддержат. А ненормальные пусть пишут и читают остроумные фельетоны о том, как выбрали свою умирающую собаку. Если им это смешно, незачем перед ними петь фронтовые песни о любви и дружбе. Довольно с них газетной клеветы…
Надо выбирать своих. И точка. Надо выбирать того, кто сейчас без нас точно не обойдется. Надо выбирать любовь и дружбу. Все остальное может подождать…
«Спустя много лет, уже в начале семидесятых, в квартире Шульженко раздался телефонный звонок. Трубку сняла Клавдия Ивановна. Мужчина стал сбивчиво говорить, что он страшно виноват перед ней, что хочет прийти и объясниться. Шульженко согласилась его принять. Это был уже пожилой человек, фельетонист Золотарев. Он пришел с огромным букетом роз и с порога встал перед Шульженко на колени. Он сказал, что, только после того как погибла его собака, он понял, что произошло с Клавдией Ивановной в тот злополучный майский день 58 года. Шульженко, как и всегда, была милостива и великодушна…»
Анна Кирьянова — психололог, писатель
_80x60_0f7.jpeg)
