_730x450_8c9.png)
Необычная прическа, хорошо подвешенный язык и личное обаяние способны творить чудеса…
— Что у вас с волосами, Зятикова? — профессор истории Синельников долго сдерживался, время от времени косясь в мою сторону, но все же спросил. А я сидела перед ним и вся дрожала мелкой дрожью. Мало того, что вытащила билет, с темой которого я плохо знакома, так еще голова гудела, словно самовар.
— По… пожар, — пробормотала я и сама себе мысленно дала пощечину.
Ну не могу же я ему рассказать, что волосы окрасились фиолетовыми пятнами, потому что Иришка решила подготовить к сессии, а я, глупая, согласилась.
— И долго горели, деточка? — профессор хоть и чудак, но зрит в корень.
— Да, долго. Очень долго… Я, честное слово, хотела все-все выучить. В общежитии очень трудно сосредоточиться. Там столько разных проблем!
— Что вы говорите? — изумился профессор. Интересно, что же это за проблемы такие?
— Вы знаете, подготовиться к сессии там практически невозможно. У некоторых, видите ли, любовь-морковь, страсти латиноамериканские бушуют. Представляете, можно открыть дверь в комнату влюбленных, поставить в коридоре стул, и часа два смотреть, не отрываясь. Однажды я даже расплакалась.
— Но это же слезы радости, — вздохнул профессор.
— Позвольте с вами не согласиться, Константин Аристархович. Радости здесь мало. Знаете, чем эта любовь чаще всего заканчивается?
— Догадываюсь, — Синельников посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
— Хм… Нет, не догадываетесь! Ну и? — на ходу наглела я.
Впрочем терять мне было нечего: может поболтаем на троечку в зачете.
— Беременностью, чем же еще? — Синельников победоносно посмотрел на меня.
— Ох, если бы… — тяжело вздохнула я. — Тогда бы точно училась на повышенную стипендию!
— Что вы такое говорите?! — снова изумился профессор. Я почему-то не улавливаю связи между беременностью, живущих в общежитии и вашей персональной успеваемостью. Если вы, конечно, по совместительству не принимаете роды у своих сокурсниц…
— Роды что… Это любой дурак сможет… То есть я хотела сказать нет, роды я не принимаю!
— Запутали вы меня, Зятикова! — нахмурился профессор и глазами уткнулся в билет.
— Так что тут у нас? «Философские школы Древней Греции»… Итак, школы, студенты… Так чем, вы говорите, заканчивается такая любовь?
— Где? У нас, в общежитии?
— А что, у вас в общежитии любовь отличается от общечеловеческой?
— А то, — улыбнулась я.
— И чем же, позвольте узнать?
— Вне общежития оно как происходит?
Сначала люди влюбляются, потом женятся, потом обзаводятся общим хозяйством. А у нас, в общежитии все наоборот! Сначала двое молодых, ни с того ни с сего начинают вести общее хозяйство.
— Да что вы говорите, деточка? — снова удивился Синельников.
— Знаете, идешь по коридору, стучишь во все двери, мол, у кого есть соль, чашка, кефир. И тут одна дверь открывается, и оказывается у тебя есть чашка, а у него — кефир, и вы уже сидите на одной койке и по очереди пьете из одной чашки. Разве это не совместное хозяйство?
— А дальше-то что? — уже заинтересованно спрашивает профессор.
— Ну ты с ним знакомишься и в один день вдруг чувствуешь, что он парень твоей мечты. Тут-то и начинается — твоя любовь и проблемы…
— Так в чем же проблемы?
— Представим, что вы влюбленный в меня студент, а я, влюбленная в вас студентка. Мы любим друг друга, у нас одни штаны на двоих! А мы с вами…
— Что… — спросил обескураженный профессор.
— А мы с вами живем на разных этажах в комнатах с чужими людьми. Это же просто мучение! И какая любовь выдержит эти испытания?
— Но чашку можно взять у подружки, — выдал Синельников.
— Вот! — это и есть начало конца! Проявив слабость, ты стучишься в ближайшую дверь, мол дайте чашку. — Так вот, ты сидишь с тем новым, и вы пьете этот общий кефир из этой общей чашки, и ты видишь. что джинсы у него почти новые… И все опять по новой!
— Скажите, пожалуйста, Зятикова, удовлетворительная оценка вас…
— Удовлетворит!
И он вывел в ней такую ценную для меня тройку.
— Ну ты и Каплан! Что ты Синельникову втирала? — окружила меня целая орава, томящаяся под дверью аудитории.
— Даю наводку. Делайте несчастные глаза и говорите, что так усердно готовились, что у вас пропала единственная чашка, и теперь вам даже не из чего пить кефир.
— Какой кефир? — не понял Колька. — Ты с ума сошла от радости?
— Коля! Пароль, который поможет сдать сегодня экзамен, — это кефир. И чашка. Понял?
— А сработает?
— Уже сработало! — ответила я и помахала зачеткой перед его носом.
