У нас в деревне жил мужичок-дурачок лет сорока, звали его Степан. Жил он с матерью в дырявой избе, в которой даже летом было холодно. Жил и радовался, что живет. Радовался всему, что увидит, дурачок ведь. Намажешь горбушку хлеба маслом, крикнешь в окошко, а он тут как тут, стоит под окном и улыбается. Отдашь ему горбушку — и столько радости увидишь, что на всю деревню хватило бы.
Собрался как-то народ деревенский у речки. Охают да ахают. Псина тонет. На речке первый лед тонкий, что собаку не выдержал. Тонет псина, барахтается, жить хочет. Не решается никто помочь ей, больно уж лед тонкий, сразу под воду уйдешь. А там течение подхватит — и не найдет тебя никто до весны самой.
Никто не хочет рисковать, у всех дети малые да родители престарелые. А вот Степан даже раздумывать не стал и бросился спасать псину ничейную.
Он и плавать-то не умеет, а ползет по тонкому льду. Ухватил собаку за холку, а вытащить сил не хватает. Лед трещит. Того и гляди Степан под воду уйдет. Хорошо, догадался один мужик веревку ему кинуть. Вытащили на берег и Степана и псину безродную. Оба мокрые насквозь.
— Молодец, Степан! — кричат бабы.
— Герой! — хвалят мужики.
Или вот еще… Убегал как-то котенок от собаки злющей и забрался на столб. На самый верх. Час сидит пищит. Два сидит плачет. Слезть не может. А дождь хлещет такой, что и в метре ничего не видать. Походил народ вокруг столба, но так и никто не решился залезть на него, чтобы помочь котенку. Столб скользкий, вдобавок под напряжением. И не заметишь, как сгоришь вместе с котенком. Махнул рукой народ и стал расходиться. А вот Степан не махнул. Полез на столб скользкий.
Лезет Степан, карабкается. Метр наверх — метр назад. Добрался до котенка, только руку протянул — вниз поехал. Снова лезет, мучается.
Только руку протянет — снова вниз. Сил уже не осталось, последний раз полез и — снял котенка. Сунул за пазуху и молоком поить пошел…
Сбежали как-то два зека из колонии дальней. Ищут их солдаты, по деревням ездят и жителей предупреждают, чтоб осторожней были. Деревня не город: сегодня не уберешь картошку — зимой голодный останешься. Чего там бояться зеков беглых?
И надо же такому случиться, что зеки пришли именно в нашу деревню. Слух по деревне прошел, что они сидят в доме Марьи, а у той двое детей малых. Жива ли Марья, неизвестно. А как проверишь?
Попрятались жители деревенские по домам своим, двери на засовы позакрывали. Ждут, когда солдаты в деревню придут. А вот Степан не стал прятаться. Ну что с дурачка возьмешь… Как услышал, что Марья в беде, так и побежал на помощь к ней и её детям. Забежал в дом и давай зеков толкать да объяснять им, что нельзя детишек обижать. Нельзя маленьких пугать. Пока зеки собирались с мыслями, Марья схватила детей в охапку, и вон из избы. Зеки — за ней. А Степан не дает им выбежать. Загораживает дверь собой. Мычит, головой мотает, нельзя мол.
Зеки отбиваются — кто ножом, кто кулаком. Упал Степан, из последних сил обхватил ноги зеков, не дает им за дверь выйти. Падают зеки, матерятся. Так и держал их Степан, пока сердце у него не остановилось. Ну, а что с такого возьмешь… Дурачок ведь…
Пройдись по любой деревне — и почти в каждой встретишь дурачка местного. Живет он себе и живет потихоньку. Живет, никого не трогает. Вот и в нашей деревне жил своей жизнью дурачок — каким все его считали. Только вот оказалось, что и не дурачок он вовсе, а герой. И я горжусь, что жил с ним в одной деревне.
Да что я — вся деревня этим гордится. Жаль, что люди поздно начинают это понимать.
