В разрушенный войной германский городок, где люди, опасаясь бомбардировок, уже который день сидели в подвалах без еды и воды, вошли советские солдаты. Те самые, которых пропаганда Третьего рейха, старательно демонизировала, описывая как исчадие ада, пьющих детскую кровь. Все горожане с каким-то тупым усталым безразличием ожидали, что сейчас русские начнут насиловать женщин, расстреливать оставшихся мужчин и грабить дома…
Но проходили дни, а победители — эти хмурые, покрытые пылью люди — и не думали трогать немецких жителей, трясущихся от страха по подвалам. Горожанам очень хотелось есть и пить. В результате первыми не выдержали дети.
С тревогой и страхом, озираясь, небольшая группа подростков и малышей осторожно выбралась из своего укрытия и прошлась по улицам когда-то уютного чистого городка, лежащего теперь в руинах. На одной из площадей мы увидели советских солдат, которые ели кашу из поцарапанных котелков. Её запах манил нас, детей, в смертельную ловушку — По крайней мере, тогда мы в этом не сомневались. И вот один из нас шагнул вперед.
— Руди, остановись!
— Но так вкусно пахнет…
— Нам не удастся украсть у них еду, а сами они нас не накормят. Потому что наши отцы и братья убивали близких этих солдат. Руди, ты бы стал на их месте кормить врагов?
— Наверное нет.
Заметив детей в изорванной одежде, один из советских солдат, седоусый, но крепкий мужчина с наградами на груди, подошел к нам и взял за руку четырехлетнего Ганса в грязном пальтишке и повел за собой.
Усадив малыша за грубо сколоченный деревянный стол, он поставил перед ним железную тарелку с аппетитной кашей. Мы же, замерев и непроизвольно сглатывая слюну, с завистью смотрели на Ганса. В этот момент каждый из нас старался представить, на что же похожа эта русская каша.
Тем временем второй солдат, парень в пилотке, поставил на стол еще тарелки и, улыбаясь, жестом пригласил нас всех присоединиться к трапезе.
Помню, мы все несмело подошли к столу, но уже через минуту уплетали кашу. Какая же это была вкуснятина — лучшая каша в нашей жизни! Её вкус я запомнил навсегда.
Вдруг на площадь вышел высокий командир в фуражке — все солдаты встали, отдавая честь.
— Это еще что такое? — без злобы, скорее удивленно, спросил командир, взглядом указывая на орудовавших ложками детей.
— Команды кормить местных не было…
— А мы без команды, товарищ командир, улыбнулся офицеру седоусый солдат. — Это же голодные дети… — А чужих детей не бывает, — так ведь говорят у нас в России?
